Самые роскошные издания строились суперобложками вперед и занимали нижние полки. - В доме моей бабушки книжный шкаф являл собой мини-выставку истории книгопечатания. Альбомов на русском было немного. Значительную часть экспозиции составляли альбомы по искусству, привезенные из-за границ, но картинки в них, подписанные на французском и немецком языках, мало привлекали мой невежественный ум. Именно Пуссен вскоре оказался в топ-тройке моих любимых игрушек наряду с меховой белкой и лошадью на колесах из папье-маше. И среди них Никола Пуссен. Что стряслось с Германиком? С чего это мужчина в расцвете лет и вдруг помирать собрался? Зачем Эрминия отрезает себе волосы над раненым Танкредом? А кто такие Елеазар и Ревекка? О чем они остановились поболтать у колодца? Я часами медитировала, вглядывалась в позы и выражения лиц, силясь угадать диалоги. Репродукции были крупны, но в большинстве черно-белы и давали не столько наслаждение глазу, сколько пищу для воображения. - Здорово, Ревекка, - бодро восклицал мой Елеазар, - как делишки? Как детишки? - Ты чо, Елеазар, какие детишки? - отвечала та. Герои «Ревекки» казались мне парой сослуживцев, которые случайно встретились на прогулке в выходные. Картина была подписана просто: «Встреча Елеазара и Ревекки». - Я мужа не могу себе выбрать! Забыл, что ли?! - Ах, да! Давай-ка я тебе кувшин помогу донести, может, сгожусь в мужья. Он - всего лишь добрый слуга Авраама, который ищет невесту для Авраамова сына, Исаака. Только спустя много лет я узнала, что вовсе не себя прочил в мужья Ревекке этот шустрый Елеазар. Я интуитивно понимала, что Эрминия спасет Танкреда. Однако какими-то архетипическими фибрами души я почуяла, что Ревекке пора замуж, а Елеазар как-то собирается этим воспользоваться. Я чувствовала, что он не ранен, не заразился холерой, а именно отравился. А вот Германику крупно не повезло. - Что ж ты такое нехорошее скушал, дорогой ты наш? - спрашивали заботливые римские легионеры. О том, что великий завоеватель германцев стал жертвой заговора и в самом деле был отравлен, я, конечно, знать не могла. - Наверное, повар немытых яблок в компот накрошил, - отвечал Германик трагическим, слабеющим голосом. Начинались возгласы, жесты негодования и отчаяния. Но неизменно Германик ронял свою красивую голову на грудь и испускал дух. - Не умирай, миленький! - рыдали легионеры. Ведь у него не было бабушки, которая всегда моет фрукты щеткой! Что такое вкладывает в свое произведение французский художник XVII века, что советский девятилетний ребенок, глядя на черно-белую карточку, частично видит даже то, чего автор не написал, а просто знал? Вопрос к специалистам, которые хорошо в этом разбираются, к каким-нибудь знатокам классицизма или к юнгианским психоаналитикам. Я заливалась слезами и уходила в угол скорбеть о сиротской доле благородного полководца, загубленного грязными яблоками. Попробуй простоять перед картиной целый час! Ноги устанут. Очевидным моему наивному разумению остается факт: Пуссен - художник для долгого, задумчивого разглядывания, какое трудно достигается в музее. С таким альбомом, знаете, телевизора не надо. Сегодня такую уникальную возможность дает нам этот прекрасный альбом по искусству, который издает «Комсомольская правда». Очевидным моему наивному разумению остается факт: Пуссен - художник для долгого, задумчивого разглядывания, какое трудно достигается в музее