Тогда это еще называлось «помилование», вскоре – «отмена приговора». Германцева освободили в начале горбачевской «перестройки». Он приехал ко мне с вокзала в казенном бушлате, в тюремных ботинках, с болтающимися из-под черных бязевых брюк тесемками от кальсон. Недели через две привез чемоданчик с дневниками. Подумай, нам удалось “не прославить – ни хищи, ни поденщины, ни лжи”. А через день прислал письмо, «как бы последнее лагерное»: «Все-таки мы прожили самый страшный, а возможно, и главный, а возможно, и конечный век – в самой существенной и центральной его стране, на чьей территории он реализовался и целиком, и в мелочах. Не есть ли это счастье?». Смерть поэта происходит вне места и вне времени, нигде и никогда. Смерть поэзии, как известно, не происходит.